Хроника донецкого восстания глазами очевидца.
4. «Вставайте, люди, танки идут!»
Дней через десять после этих событий, когда народ немного успокоился, и даже перестал ходить на блокпосты, рано утром снова зазвонил телефон. Взволнованный голос сообщил: «Там, в Красноармейском, танки! Их люди блокируют!»
Сон сняло как рукой. Через полчаса на редакционном «Ланосе» подъезжаем к этому селу, расположенному на севере района. Картина по обе стороны дороги – вполне мирная. Трактора ведут сев в утренних лучах солнца. Может, ошибся тот, кто сообщил о военной технике? Да и какие у нас танки?
Танков, действительно, не оказалось. На окраине села стояли семь БМДешек, то есть боевых машин десанта. Колонна развёрнута на север, перед ней, поперек дороги лежали большие ветки. Спереди и сзади – люди. Мужчины, женщины, даже дети. Видно, что некоторые из них собирались впопыхах. Взгляд упал на жителя, который был обут…в шлепанцы. Правда, хоть носки успел надеть. Разбившись на кучки, люди вели оживленную дискуссию.
— Вот, — махнул в сторону сотрудников милиции мужчина средних лет, — нас всех уже записали на видео, а завтра начнут «тягать». За сепаратизм. А как на майдане те гады убивали «беркутовцев» — так это ничего страшного?
Слово «майдан» ожидаемо вызвало целую бурю эмоций у его собеседников.
— Езжайте в Киев, там наводите порядок! – Громко, так чтобы было слышно военным, обратилась к ним пожилая женщина. – А у нас здесь не надо нагнетать!
— Зачем к нам приехали? – Поддержали ее из толпы. – Чтобы репрессии проводить?
— Да еще и ночью!
— Мы вас не звали! И так творится чорти шо, а тут вы ещё нагнетаете! Двадцать лет вас не было, а тут явились!
— Вы что, здесь с Россией воевать будете? Езжайте к себе, там и воюйте! А нам здесь мир нужен. У нас дети.
Послушав аргументы селян, подхожу к сельскому голове, стоявшей рядом, на обочине, и прошу рассказать, что же именно произошло?
— Где-то в три часа ночи начали кричать по селу: «Люди, вставайте! Танки идут!» Народ высыпал на улицу в одно мгновение. Мужики взяли бензопилы, спилили ветки и заблокировали дороги… Вот теперь стоят. Ждут, пока техника уйдёт. Вроде бы договорились разблокировать, чтобы те ушли, но люди ждут, пока сюда приедет другая колонна. Её сейчас в другом селе блокируют.
— А здесь много местных? — Спрашиваю, вспоминая о том, что украинские СМИ говорят о заказном характере таких акций, в которых участвуют только за деньги, да еще и приезжие из России.
— Да почти все. Есть люди из Мариуполя, из соседнего Тельмановского района. Они и будили народ. Но, в основном, все местные. Вот и отец Игорь проводит молебен. Он с четырех утра здесь.
Местный священник в метрах двадцати от нас читал молитву, напротив мужчина держал хоругвь, а рядом пели женщины.
Возвращаюсь к технике. Вблизи БМДешки не выглядят так угрожающе. Скорее, наоборот. Машины уже видали виды, кое-где – следы сварки. Три из них камуфлированы какими-то геометрическими рисунками, вроде белых и темных крестов. Четыре – просто защитного цвета. Опознавательных знаков – никаких, одни номера. Военные тоже без знаков различия и шевронов. Большинство башенных орудий не зачехлено.
Солдаты, вроде бы и не нервничают. Разговаривают друг с другом, улыбаются. Что-то обсуждают. Двое из них сидят, двое стоят на броне, еще один – рядом, в карауле. Чумазые, как будто обданные копотью.
Поговорив с людьми, едем в соседнее село. Действительно, возле бывшего свинопредприятия стоят семь «Уралов», на них тросами прикреплены те же БМД. Возле каждого – солдат с автоматом. А дальше грунтовая дорога идёт к ставку, на её изгибе – поперек поставлены две легковушки. Перегородили дорогу. Активистов – поменьше, зато рядом стоит стайка детей, которые с интересом рассматривают военную технику.
— Ой, господи, что ж это делается! – Из-за поворота выходит согбенная старушка. – Люди! У меня родственники в России живут. Они спрашивают, что у вас там творится? Люди! Разве это русские Киев сожгли? Русские – наши братья! А эти сюда с танками…
Бабушка неодобрительно качает головой в сторону военных. Тем временем к одному из активистов подходит офицер, оказывается, капитан, и уставшим голосом, но с явным облегчением, говорит: «Всё, мы возвращаемся». Проходит пару минут, и «Уралы» уходят на запад.
Мы снова возвращаемся в Красноармейское. Та колонна тоже готовится уезжать. Председатель райгосадминистрации, приехавший сюда ещё ночью, говорит, что наконец-то договорились с людьми и командиром части: колонну пропускают, а военные возвращаются на место дислокации. Офицер в танкистском шлеме делает круговое движение рукой. Машины заводятся и уезжают. Последняя, под номером 730, чадит так, как будто её подожгли.
— А что ты хочешь, ловит немой вопрос один из присутствующих. Старьё, я у одного из них спросил, говорит, что машина восемьдесят второго года. Больше тридцати лет. Вот тебе и «украинская военная угроза».
Активисты едут на автомобилях провожать военных за территорию района. Жители, облегченно вздыхая, расходятся. В пути колонна несколько раз надолго останавливается, видно армейское начальство, всё-таки хочет выполнить приказ о передислокации. Но не получается: полтора десятка легковушек следуют по пятам и не думают разъезжаться.
На одном из привалов мы с водителем подходим к худому, невысокому и замызганному сержанту, совсем ещё пацану, ковыряющему ложкой банку тушёнки из сухого пайка.
— Сынок, — по-другому назвать парнишку язык не поворачивается, — тебе сколько лет?
— Двадцать, — равнодушно отвечает он.
— Ты что, срочник?
— Не, контрактник.
— В двадцать лет? – искренне удивляемся мы.
— А я после школы, как только исполнилось восемнадцать.
— И много платят?
— Две девятьсот. (В переводе на российские – порядка 9 тысяч рублей).
— Не напрягает, что люди так относятся?
— А мне все равно, — устало отвечает механик-водитель.
Тем временем к колонне подъезжает еще одна БМДешка, с неё спрыгивает молодой, немного полненький майор с румяными как у мальчика щеками. Наверное, бреется не каждый день. И вступает в переговоры с активистами, пытаясь убедить, что они, бойцы 25-й десантной бригады, пришли нас защищать.
— Да не нужны нам такие защитники, не нужна нам украинская армия, — с криком доказывают ему местные. – Мы русскую ждем.
Брови майора от удивления чуть не коснулись его шлемофона. «Так что, пропала Украина?» — вырвался у него то ли вопрос, то ли стон. Активист, который стоял ближе всех к нему, только хмуро кивнул головой. Растерянный офицер дал команду на марш. Колонна двинулась дальше.
Где сегодня этот сержант и этот майор? За время так называемой АТО, их часть вела тяжелые бои с ополченцами под Славянском, Красным Лиманом и Шахтёрском. В них она понесла самые большие в украинской армии потери. Может, они сложили где-то головы в донецких степях, выполняя преступные приказы командования. Может, даст бог, живы и больше не воюют на этой чужой для них войне. А у меня в ушах до сих пор стоит этот вопрос: «Так что, пропала Украина?» Пропала. Сгорела в Одессе, расстреляна из градов в Славянске, погибла под обстрелами из гаубиц и баллистических ракет в Донецке, Луганске, Горловке, Снежном, Марьинке, других городах и селах Донбасса. Вместе с тысячами мирных жителей. Пропала…
5. Пограничные «сражения»
В середине марта, для того, чтобы «укрепить» границу с Россией, в Донецкую и Луганскую область усиленно перебрасывались украинские военные части. Вот только дойти до назначенных мест дислокации не всем из них удавалось. Очень часто местные жители, завидев на дороге колонны техники, блокировали их передвижение. Дело доходило до того, что мужчины и женщины ложились на асфальт прямо перед гусеницами и колесами бронемашин. Их оттаскивали военные, разгоняла милиция, но через несколько сот метров ситуация повторялась, И так снова и снова. Из-за этого скорость движения воинских подразделений в сутки, временами, составляла не более 20-ти километров. Командиры были в шоке: с одной стороны из Киева их подгоняло, чуть ли не матом, начальство, а с другой – преграждали дорогу люди, которые требовали одного: чтобы армия не входила в населённые пункты и не двигалась по направлению к российской границе. Народ серьёзно опасался вооружённых провокаций со стороны украинской власти, которые могли привести к войне.
Но хунта неумолимо продолжала толкать войска в шею. Правда всем этим она добилась совершенно противоположного результата. Пожар народного возмущения не только не стихал, а всё больше разрастался, вспыхивая то в одном, то в другом месте.
У нас же в районе начался период приграничных выступлений. 1-го апреля, узнав, что к ним на границу должны быть направлены дополнительные военные силы, восстали жители села Самойловского сельского совета. На общем собрании они решили не пускать чужих военных на свою территорию, о чём и сообщили руководству Донецкого погранотряда, представитель которого присутствовал на собрании.
Полковник их послушал, обещал, что ничего этого не будет, а через день два автобуса с пограничниками-резервистами всё равно приехали на заставу в одно из сёл совета. Узнав это, местные чуть не сошли с ума от негодования, заблокировав помещение заставы. Ближе к ночи сюда стали подтягиваться жители других сёл района. Ситуация накалялась, горячая молодёжь уже предлагала спалить заставу к чёртовой матери коктейлями Молотова. Вышедший для переговоров генерал-майор не нашёл ничего лучшего, чем «отморозиться», говоря, что лично он ничего людям не обещал. Тогда разъярённая толпа загнала его назад, за ворота. Успокоить население не могли ни местная власть, ни милиция. Из Донецка «разогнать сепаратистов» прибыл даже заместитель начальника милицейского главка. Но увидев старых бабушек, женщин и даже детей, которые наравне с мужиками устроили бессрочную акцию, махнул рукой и уехал, дав поручение новоазовским правоохранителям разбираться самим.
К двум часам ночи вроде бы договорились, что прибывшие пограничники из Кировоградской области на следующий день уедут. Но утром на «усиление» прибыл ещё один генерал, который заявил, что они выполняют здесь боевую задачу, и ни на какие уступки не пойдут.
Люди в ответ решились на отчаянный поступок: человек тридцать, предупредив пограничников, что сейчас они будут совершать массовое правонарушение, двинулись в сторону границы, которая в этом месте буквально в километре. Перейдя дамбу возле ставка и отодвинув шлагбаум, они зашли метров на пятьдесят на сопредельную территорию и стали ждать российских пограничников.
А когда минут через десять на «УАЗике» подъехал наряд, чуть ли не со слезами начали просить капитана-пограничника помочь им бороться с прибывшими «бандеровцами».
— Когда вы уже к нам придете? – причитала одна женщина средних лет. – Уже житья от них нету!
Остальные наперебой стали говорить и о проклятой майдановской власти, и о военных, которые, по словам людей, прибыли, чтобы устроить репрессии против мирных жителей. Народ требовал встречи с корреспондентами российского телевидения, чтобы рассказать им обо всём, что творится на украинской стороне.
Капитан опешил от такого расклада. С одной стороны – налицо нарушение, которое он обязан пресечь, а с другой – люди в его лице просят помощи у братской России. Он что-то начал записывать в свой блокнот. Так продолжалось с полчаса, а потом офицер попросил жителей всё-таки перейти на украинскую территорию, во избежание недоразумений. Выговорившись, народ послушался.
К вечеру блокада пограничного пункта снова усилилась. Устав от бесконечного бурления жителей и опасаясь, что следующей ночью заставу точно сожгут, генералы сдались. Чужих погранцов погрузили в автобусы и увезли. Правда, недалеко, в одно из прибрежных сёл района. Но там их тоже поджидало сотни две местных мужчин. И началось всё сначала. Только глубокой ночью резервистов убрали подальше от бунтующих территорий.
Результатом целой серии стихийных антивоенных выступлений стало формирование в районе ядра активистов, Несколько десятков человек, в основном, молодых парней, на своих автомобилях контролировали, чтобы в Приазовье под видом приезжих не проникли боевики «Правого сектора», чтобы по нашей территории не перемещались украинские войска. Пару раз ребята отбивали от пограничного начальства российских тележурналистов из «НТВ», которых офицеры пытались обвинить в проведении несанкционированных съёмок. А однажды даже блокировали возле границы автобус с военной миссией ОБСЕ, порядком напугав гостей из Европы. И продержали их целый час, выясняя, чего это «натовским воякам» тут нужно?
Говорят, что областные гаишники, сопровождавшие миссию, одобрительно посмеивались, а один из них подошел к нашим и сказал: «Ну, вы, «колхозники», исполняете! Круче, чем у нас в Донецке!»
Так неожиданно Новоазовский район стал одним из центров «сепаратизма», по крайней мере, это утверждали украинские телеканалы. Но прошло несколько дней, и всё это затмило одно событие исторического масштаба. 6 апреля манифестанты захватили здание Донецкой облгосадминистрации.
6. Донецкое восстание выходит на новый уровень
Что же касается самого областного центра, то к началу апреля народные выступления здесь начали потихоньку стихать. Митинги постепенно превращались в «прогулки выходного дня», когда на площади Ленина собирались несколько тысяч человек, потом шли и брали штурмом очередное административное здание, иногда даже громили его и уходили. Беспощадно и бессмысленно. Не было никакого плана, никакой организации. Поэтому, когда 6 апреля несколько сот митингующих взяли штурмом областную администрацию, никто поначалу не придал этому значения. Но тут начала поступать информация, что в Донецке, а также в Луганске взяты штурмом здания СБУ, активистам достались сотни единиц оружия, а к ночи «выстрелил» и Харьков. Там тоже взяли администрацию. Во всех трёх городах были объявлены народные республики. Стало ясно, что происходит что-то очень важное.
На утро ситуация стала неординарной: почему-то правоохранители не отбили здания у захватчиков, видимо, даже и не пытались. Неожиданный успех окрылил сторонников движения сопротивления. В понедельник все вокруг только и говорили об этом. Возникло огромное желание побывать там, окунуться в эту историческую атмосферу. В конце концов, где быть журналисту, как не в гуще таких событий?
Но как туда поспасть? Защитники зданий не жалуют украинских журналистов, разрешают работать только представителям российских СМИ. Помог, как временами случается, случай. После обеда в редакцию зашел молодой парень лет тридцати, Александр, и прямо предложил свои услуги. Он, оказывается, уже сутки отдежурил в захваченной Донецкой администрации, а сейчас вернулся в Новоазовск немного отоспаться и завтра с утра опять отправляется туда.
Это было в понедельник. А во вторник украинские новости радостно сообщили о зачистке Харьковской ОГА и Донецкой СБУ. И решительный генерал Ярема, направленный временным правительством разрулить ситуацию с сепаратизмом в нашей области, бодро отрапортовал, мол, достигнута договорённость, что и здание Донецкой облгосадминистрации вот-вот должны освободить. «Ну вот, не успел!» — только и подумал. Ехать или не ехать? Звоню своему новому знакомому. «Да не слушай эту брехню! — смеётся он. – Всё абсолютно не так. Никто уходить не собирается. А СБУ отдали, чтобы сосредоточиться в одном месте». Уже легче. Значит, есть смысл поездки…
Когда мы вместе с ним через два с лишним часа въехали в областной центр, сразу бросилось в глаза абсолютно мирное настроение горожан. Как будто ничего не происходит, они спеша, переходили дорогу по «зебре», куда-то торопились в разные стороны. Ничего необычного. Даже милиции не видно. А как же широко разрекламированная министром МВД Аваковым антитеррористическая операция? Где блокпосты, спецназовцы в балаклавах и с автоматами наперевес? Даже гаишников как корова языком слизала.
Первую гаишную машину мы увидели возле стоянки ОГА на бульваре Пушкина. Въезд туда был перекрыт… колпачками. Сам же гаишный сержант мирно беседовал с мужчиной в полувоенной форме. Видимо, активистом.
Дальше – больше. Никакого оцепления площади не было и в помине. По аллейке прогуливался одинокий наряд милиции, ни во что не вмешиваясь. Вот и все! Людей на площади перед зданием было не очень много: человек пятьсот — шестьсот. «Отсыпаются после ночного» — сразу ответил на мой вопрос провожатый. И рассказал, что ночью вся площадь была заполнена людьми, они не разошлись, даже когда погас свет, и все подумали, что сейчас начнется штурм.
«Никто не разбежался, наоборот, народ сгрудился перед зданием. А мы как раз стояли в первом оцеплении, перед центральным входом. Тут какая-то женщина как закричит: «Не дадим убивать наших мужиков!» И становится перед нами. За ней – другие. Ладно бы еще пожилые, но даже молодые – лет по двадцать. Стали живой цепью и стоят. Я, даже, чуть не заплакал».
Тем временем мы идём к самому зданию. В некоторых местах разобрана тротуарная плитка, которую разломили на части и сложили по обе сторону баррикады. «Как на майдане?» — киваю головой. Мой собеседник молчаливо соглашается. Сама баррикада тоже внушает уважение: сооружение из покрышек и деревянных щитов обтянуто колючей проволокой. В центре прикреплён баннер: «Америка и Европа! Руки прочь от Украины и России! Мы едины!» За баррикадой — бутылки с тряпичными фитилями. Коктейль Молотова. Опять «привет с майдана». Рядом несколько не просто молодых – молоденьких пацанов с деревянными палками и обрезками металлических труб. Некоторые форсят в балаклавах. Курят, смеются.
Навстречу идёт пожилой седой мужчина в живописном одеянии: к голеням и локтям скотчем привязаны глянцевые журналы. Видимо, чтобы смягчать удары.
— А как мы попадем внутрь?
— Запросто, — отвечает мой знакомый.
Действительно, обошли баррикаду, за ним установленный ещё властью КрАЗ, на боковом стекле которого был прилеплен листок с весёлыми оскорбительными письменами в адрес нового руководства страны, и вот мы уже в дверях центрального входа. За вторыми дверями – опять баррикада, рядом худой мужчина в камуфляже. Всматривается во входящих. Но мой друг не вызывает подозрений (примелькался, свой), а я — с ним. Недалеко от «привратника» — ещё несколько человек. Все без оружия.
— Оружие у народа есть? – Спрашиваю провожатого, понижая голос.
— Есть, — отвечает, тоже полушёпотом. – Вчера видел: «пять сорок пять» и пистолеты.
На втором этаже, прямо в холле на стульях сидят парни. Видно, что устали. Рядом на принесённых столах – остатки еды, а за их спинами исписанные белой краской колонны. «Референдум», «Лена + Паша = Россия» и другие надписи уточняют, если кто не понял, за что стоят здесь люди. Рядом журналисты ведут запись интервью с какими-то людьми в камуфляже. Картину дополняют два пожарных гидранта, которые вытянуты на козырёк здания. Так сказать, дополнительное оборонительное оружие.
Мой знакомый проводит меня по всем местным достопримечательностям. «Пошли на козырёк», — командует он, наступая на деревянный настил, затем – стоящий рядом стул и, наконец, на подоконник.
Шагаю за ним. На самом козырьке размещается полтора десятка человек, в основном в масках. Вывешены флаги и транспаранты, посредине – покрышки, а в них – опять бутылки с зажигательной смесью. Вообще, этих бутылок в здании – пруд пруди. В каждом кабинете – по несколько штук. Видимо, подготовились основательно. Говорят, здесь есть целый цех по их разливу. На дверях некоторых кабинетов надписи, сделанные на листах бумаги от руки «Мариуполь», «Енакиево» и т.д. Это – место сбора активистов из этих городов, — говорит Александр.
В холле справа на втором этаже – пункт питания. Несколько женщин наливают чай, раздают бутерброды. Едой в пакетах и банках завален целый угол холла. «Люди несут и несут», — говорит одна из «буфетчиц», вступая в короткий разговор с нами. Её поддерживает мой провожатый, говоря, что всего хватает, кроме горючего. Вот был бы бензин, можно было бы подтянуть людей побольше.
— А по украинским каналам говорят, что вас финансирует Янукович…
— Брешут, — отвечает он, — только своё и что люди принесут.
Недалеко располагается медпункт. Там несколько молодых девушек раскладывают медикаменты, только что переданные одним из мужчин. «А вот и маски, — говорит та, что поближе, доставая две упаковки, я сейчас их отнесу», — выходит и в дверях сталкивается с женщиной средних лет, брюнеткой с короткой стрижкой.
— Вот, знакомьтесь, она будет с вами работать,- говорит девчонкам мужчина, видимо, из руководства.
Женщина немного смущена: «Не сейчас. Мне скоро привезут одежду, тогда смогу приступить». Медикаментов тоже много, но, слава богу, они пока почти не нужны. Штурма еще не было.
Штурма здесь ждали почти всё время. Но особенно ночью. «Вчера людей в здании было реально много. Вообще все находятся на первом и втором этажах, но была такая толкучка, что пришлось открывать и другие», — рассказывает Саша. – Кое-кто даже начал мародёрствовать. Но их сразу вывели за периметр.
— А как вы организованы?
— Нас разбили на десятки, а десятки – на роты. Сейчас у нас двенадцать рот.
— А сколько в роте, человек по тридцать?
— Почему по тридцать? По сто, — немного обиделся он. — Десятки меняются, вот сейчас многих нет в здании, поехали домой немного отдохнуть, помыться. Но к вечеру будут, потому что ночью – самое опасное время. Роты же – постоянные. У нашего ротного такой командный голос, что сразу понятно – бывший военный.
По дороге постоянно попадаются люди. Общее настроение, как бы правильнее выразиться… деловое. Никакой истерики, ничего наносного. Они, как бы, свою работу работают.
Походив по зданию и поснимав все, что происходит внутри (люди только просили, чтобы на снимках не было видно их лиц), спускаемся вниз.
— А что вообще люди говорят? Утром по телевизору сказали, что вы уже чуть ли не готовы сдаться? – спрашиваю, когда мы выходим на улицу.
— Настроение нормальное. Боевое, – спокойно отвечает мой гид, — будем стоять до конца. Мы же понимаем, что для хунты мы преступники, нам всем уже «срока нарисовали»… Будем до победы стоять. Да и сколько можно терпеть?..
Обходим вокруг здания. Везде – баррикады и покрышки, дальше – ещё одна линия обороны из мусорных контейнеров. На баррикадах – дежурные. Молодые – в масках, кто постарше, как правило, с открытыми лицами. Возвращаемся на площадь перед ОГА как раз в тот момент, когда мужчина в военной форме и краповом берете в мегафон просит откликнуться пятерых людей, у кого есть автомобили. Буквально через две минуты мужчины собираются возле него. Так же активно откликаются на его просьбу найти еще пять добровольцев с громким голосом. Эти импровизированные бригады будут проводить агитацию по окраинам, созывая через мегафон людей на митинг.
Постояв еще полчаса и напитавшись атмосферой какого-то всеобщего подъёма, царившего здесь на площади, мы уходим. Случайно встречаемся с коллегой с одной из газет, спрашиваем, может подвезти до редакции? «Нет, — отвечает она, — не хочу. Мне здесь нравится. Я еще побуду». И рассказывает только что услышанную историю. Пожилая женщина, сидящая возле здания, ей рассказала, что муж не может днём придти – он на работе. Поэтому до семи вечера здесь дежурит она, а потом, на ночь, он ее сменит.
— Ну и что дальше? – Задаю провожатому волнующий всех вопрос
— Я не знаю, — честно отвечает он. – Но народ просто так не разойдётся. Достали уже. Да и никому из них мы не верим… Можно взять штурмом здание, но тогда кровищи будет – по колено. Но мы надеемся победить…
Вечером он опять позвонил, чтобы сказать, что внутри захваченного здания народу полно, и на площади – тоже. « Больше, чем вчера»…
Продолжение следует
Читайте также:
