Вскрылись новые свидетельства зверств гитлеровцев и коллаборационистов на Кубани

Предлагаем вашему вниманию рубрику «К 70-летию Великой Победы». Уникальные свидетельства о жизни каневчан в роковые сороковые от старожилов района.

Расстрелянное детство

С уроженцем хутора Средние Челбасы, а ныне жителем города Пензы Александром Фёдоровичем Притыко нас связывают уже многолетние дружеские отношения. Сначала он, находясь с гостевым визитом в Каневском районе, посетил меня в редакции районной газеты. Затем были телефонные разговоры, переписка. Вместе продвигали его идею о создании парка культуры в его родном хуторе. Словом, поняли и приняли друг друга.

В начале ноября 2014 года из Пензы пришло очередное письмо. Александр Фёдорович поинтересовался, заложен ли парк, как обещал глава Каневского сельского поселения В. Б. Репин, и прислал свои воспоминания о военном детстве, поведанные корреспонденту городской газеты В. Серову. «Они называют себя детьми войны, — писал мой пензенский коллега. – Но на самом деле война отняла у них детство, заставив быстро повзрослеть, чтобы… выжить. Пенсионеру Александру Фёдоровичу Притыко повезло – он выжил в немецкой оккупации. Но память о страшных годах детства до сих пор не даёт покоя…».

«Мне предлагали написать статью, — сообщает земляк в своём очередном письме, — но писарь в свои 73 года я уже слабоват. Предложил в свою очередь воспользоваться диктофоном. Факты, зафиксированные корреспондентоми, были в моей жизни – и голод, и холод. Такое ощущение, что всё это происходило недавно…».

Вот что поведал А. Ф. Притыка пензенскому корреспонденту Владиславу Серову.

Вещий сон

Было воскресенье.

Поставив на стол чугунок с вареной картошкой, мать сказала:

— Мне снился сон, будто горел элеватор в станице Каневской. Что-то случится…

В семье колхозника Фёдора Притыки было пятеро детей. Старший, Павел, служил политруком в Красной Армии, а младшему Саше скоро должно было исполниться девять.

После завтрака, забыв про слова матери о странном сне, мальчик побежал играть на улицу.

— Я был на пасеке у дяди Вани, младшего брата отца, — рассказывает Александр Фёдорович. – Дядя куда-то отошёл, а когда вернулся, произнёс страшные слова, которые врезались в память на всю жизнь: «Шурка, беги скорей домой. Война!».

Когда мальчик прибежал в хату, мать лежала на кровати – отдыхала. Запыхавшийся Саша никак не мог перевести дух, чтобы сообщить ей страшную новость. В этот момент вошёл отец и сказал, что началась война.

Сон оказался вещим…

От самолётов почернело небо

22 июня 1941 года огненным мечом разрубило судьбы людей на жизнь до войны и жизнь после её начала. Жители кубанского хутора Средние Челбасы Каневского района, где жил маленький Саша, и представить себе не могли, что вскоре будут жить бок о бок с фашистами.

Мать Саши каждый день плакала, за старшего сына переживала, который служил в Красной Армии. Сёстры работали в колхозе. Как только началась война, их сразу забрали на передовую – копать окопы. Старшую через месяц привезли с воспалением лёгких. Александр Фёдорович до сих пор удивляется, как ей удалось выжить.

— Мне было девять лет, — вспоминает пенсионер. – Мы с мальчишками помогали колхозу. Когда война началась, люди не были такими, как сейчас: «Это моё, то моё». Тогда всё было наше. Такого разгильдяйства, как сейчас, ни на производстве, ни на транспорте в то время не было, хотя условия жизни были гораздо жёстче.

В хуторе на столбе висел единственный громкоговоритель, по которому сельчане узнавали последние новости с фронта.

— Как сейчас помню, — говорит ветеран, — 3 июля 1941 года весь хутор собрался у громкоговорителя слушать знаменитую речь Сталина. Мы с друзьями очень переживали, когда наши сдали Киев. А с какой тревогой мы следили за ходом боёв под Сталинградом!

Несмотря на юный возраст, Александр на всю жизнь запомнил страшную картину: 23 августа 1942 года небо над хутором почернело от фашистских самолётов, летевших бомбить Сталинград.

Портрет Гитлера и иконы в коридоре хуторской школы

— В наш хутор немцы зашли 12 августа 1942 года. Я это хорошо помню, — рассказывает Александр Фёдорович. – Сначала был артобстрел, а потом появились немецкие танкетки, мотоциклы. Они прошли, не задерживаясь. Через неделю у нас в районе создали управу, а в хуторе были назначены атаман и староста из местных. Немецкий офицер хорошо говорил по-русски. Он сказал, что старостой будет Чернявский, а атаманом – Никита Сиденко. Никита после освобождения Кубани войсками Красной Армии отсидел десять лет и вернулся. Правда, в хуторе жить не стал. А Чернявский умер в лагере на Соловках.

После создания управы жителям объявили, что открывается школа. Александр Притыко должен был пойти в четвёртый класс. Мать сказала:

— Иди учиться!

— На кого учиться? На фашиста? – возмутился паренёк. – Не пойду!

Но мама настояла на своём:

— Иди, говорю! Наши вернутся, а ты на целый год отстанешь?

У неё, как и у других взрослых, не возникало сомнения в том, что наши обязательно вернутся.

Однажды в хутор заехали несколько немецких бронемашин. Солдаты и офицеры зашли в школу.

— У нас в школьном коридоре – портрет фюрера, иконы, — вспоминает Александр Фёдорович. – Урок немецкого языка вела учительница Екатерина Васильевна Семенистая. Посмотрев на портрет Гитлера, офицеры зашли в класс. В этот момент Екатерина Васильевна спросила захватчиков на немецком: «Ну что, взяли Сталинград?». Ситуация сложилась довольно щекотливая – как раз в те дни немецкая армия попала в окружение под Сталинградом.

Немцы приняли эту фразу за издёвку. Молодой офицер вскипел, вытащил пистолет и направился к учительнице. Екатерина Васильевна побледнела, подумала, что сейчас её расстреляют. Ученики спрятались под партами. Но, к счастью, в конфликт вмешался старший офицер. Он остановил вспыльчивого коллегу, успокоил и вывел на улицу. Пошумев, немцы покинули школу.

Расстрел двухлетних младенцев

Немцев в хуторе было человек сорок. Солдаты строительного батальона перестраивали местную ферму под конюшню, в ней должен был разместиться конный корпус. Кроме немцев были ещё румыны.

— Помню, заходят эти румыны в любую хату, сундуки открывают, что им надо, берут, — рассказывает Александр Фёдорович. – Их было четыре человека. Приехали на телеге. У нас на речке гусей было полным-полно. Они поставили пулемёт, настреляли, сколько им надо, взяли лодку, собрали, погрузили в телегу и уехали. А немцы у нас не безобразничали. Больше обижали людей свои же – полицейские. Эти были пострашнее немцев.

Но за пределами хутора и немцы творили чудовищные вещи.

— Как-то раз, в самом начале оккупации, фашисты собрали оставшихся в хуторе евреев – ребятишек, женщин, старух. Собрали и говорят: «Мы всех вас в Германию повезём». Конечно, ни в какую Германию их не повезли. Вывезли к станице Челбасской и там расстреляли. Детей двухлетних, трёхлетних…

У детей отбирали кровь и уничтожали

— Однажды нас в школе собрал преподаватель Александр Дмитриевич, здоровый такой румын. Помню, бил нас то и дело по шее, — вспоминает А. Ф. Притыко. – Он приказал всем, кто 1930-1931 года рождения, собирать вещи. «Поедете в Германию учиться», — заверил всех.

Но никто и не подумал собираться, а потом немцам уже не до этого было. Но по соседним хуторам девчонок и мальчишек собрали. В основном – беспризорников и тех, кто оказался на улице в тот злополучный день.

— Около четырёхсот детей отправили в Ейск, — утверждал Александр Фёдорович. – Там был офицерский немецкий госпиталь. У детей брали кровь и переливали её раненым фашистам. Дети ходили бледные. Но недолго – вскоре всех погрузили в машины и увезли в поле. А машины эти были душегубками. Четыре сотни детей убили выхлопными газами…

Расстрелы населения на хуторах карателями из числа славян

Железнодорожную станцию в станице Каневской, через которую шли немецкие эшелоны, нередко бомбили советские самолёты. Когда это происходило, в хуторе Средние Челбасы говорили так: «Это «Катюша» берёт у «Ванюши» развод». А вообще-то поводов для шуток в период оккупации было мало. Что ни день – новая беда.

Однажды в хутор пришли каратели из числа своих же славян. У них была чёткая задача: расстрелять всех, чьи родные служили в Красной Армии.

— Они отца хотели расстрелять и всю нашу семью, — говорит А. Ф. Притыко. – Почему? Брат мой был политруком. В марте 1942 года он оказался в госпитале в Ростове-на-Дону. Позже ему дали отпуск, и он приехал в хутор. Нашёлся один «земляк», который донёс о нём немцам. Но помог… местный сумасшедший Иван, который на деле оказался советским разведчиком.

Когда в хутор вошли каратели, Иван пробежал по дворам и предупредил всех: будут расстреливать. Кто успел, спрятался.

— В Средних Челбасах сапожниками и рабочими других профессий трудились пленные красноармейцы, — вспоминает Александр Фёдорович. – Немцы разрешали забирать тех пленных из лагеря, которых кто-то из хуторян признавал родственником. Так вот, на квартире у атамана жил некий красноармеец Иван, сапожник. Считали, что он не в себе. Но он притворялся. Прямо на горище атаманского дома установил передатчик, а когда вошли каратели, он вызвал наши самолёты. Прилетели шесть кукурузников и стали бомбить центр хутора.

Вместо постскриптума

С той страшной поры прошло более семидесяти лет. Но события шестимесячной оккупации стоят перед глазами А. Ф. Притыко. Он до сих пор не может расстаться с зачерствевшим хлебом – память о голодном детстве не позволяет.

— Чем запомнились годы войны? – спрашивает он и сам же отвечает. – Голодом. Наш хутор был в оккупации полгода. Мы жили в холодной сырой хате и мечтали о куске хлеба. Великим счастьем было найти в поле початок кукурузы, налущить зёрен и есть медленно. По одному. Целый день.

Немцев из Средних Челбас выбили 12 февраля 1943 года, а хлеба парнишка наелся, как он сам говорит, только в пятидесятом году. Воспоминания о годах Великой Отечественной войны оживила в памяти другая война – в Украине.

— Там случилось страшное, — говорит Александр Фёдорович. – К власти пришли потомки бандеровцев, и ничего хорошего от них ждать не приходится.

За свою богатую событиями жизнь А. Ф. Притыко объездил половину Советского Союза. Строил плотины на крупнейших реках, в том числе и на Сурском водохранилище. Однажды во время работы на Алтае, в Рубцовске, где он был начальником участка, довелось ему повстречать бандеровца.

— В своё время его выслали на Алтай отбывать срок, — вспоминает ветеран труда. – Профессионалом был отличным, слесарь – золотые руки. Мы с ним разговаривали, и он твердил одно и то же: воевал с русскими и воевать буду. Заметьте – мужику было за пятьдесят. Через несколько лет жена его уехала в Украину, а ему не разрешили. В Рубцовске он и умер с мыслями о мести. Это я к чему рассказываю? Страшные они люди – фашисты, к какой бы национальности не относились. В Украине своих же убивают и гордятся этим. Но ведь настоящий воин не с женщинами, детьми и стариками воевать должен, а с себе равными. Такое чувство, будто время повернулось вспять, фашизм проявился активно. Он уже – у нашей границы…».